|
© Юлия Глек, перевод и примечания, 2011. |
|
|
ЧАРЛЬЗ АСТОР БРИСТЕД CHARLES ASTOR BRISTED |
|
ПЯТЬ
ЛЕТ В АНГЛИЙСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ
FIVE YEARS IN AN ENGLISH UNIVERSITY(Избранные
главы) |
|
Перевод и примечания Юлии Глек |
|
|
Оригинал здесь http://www.archive.org/details/fiveyearsinengli00brisuoft |
|
Оглавление
|
|
|
Глава 18 ʼΕν Ξυροῦ
ʼΑκμῇ* |
|
|
*
на лезвии бритвы (др.-греч.). |
|
|
λεύσσων δ' εἴ που γνοίη, στατὸν
εἰς ὕδωρ. – Искал, где дремлет муть дождевой воды… Софокл, «Филоктет»,
перевод Ф.Ф. Зелинского. Посмотрел, а не знает ли он случайно гидростатику. Очень вольный перевод. |
|
|
|
|
|
|
|
|
Что правда, то правда: последний триместр для «выпускников (Questionists) – кандидатов на степени с отличием» – очень напряжённое
время. Муравьи, пчёлы, команды гребцов во время спурта, жокеи, выжимающие из
своих лошадей последние полдюйма перед самым финишем (хотя это сравнение
скорее подходит частным репетиторам, чем их ученикам), являют собой лишь
бледное подобие их бурной деятельности. Они даже посягают на святое – часы
моциона. Студента, который живёт в миле от своего частного репетитора или в
десяти минутах ходьбы от часовни, можно считать счастливцем: хотя бы такое
количество ежедневного моциона ему обеспечено. Они съедают без особого
аппетита свой не очень-то соблазнительный обед и лишают себя привычных часов
сна. «Классики» заняты больше всех: они тащат на себе двойную ношу, и впереди
у них решающее достижение – подготовить столько математики, чтобы её хватило
для допуска, и при этом не потратить на неё лишнего времени, которое
необходимо, чтобы поддерживать свою «классику» на должном уровне. В первом
случае от них требуются минимальные знания, во втором – максимальное овладение
предметом. О тех rarae aves*, которые надеются,
и не без оснований, добиться успеха на обоих Трайпосах,
непонятно что и думать. Говорят, что один заслуженный судья, который сам
когда-то получил высшие отличия на своём курсе, сказал о своём молодом родственнике,
который готовился к экзаменам в надежде получить двойное отличие Первого класса: «Стандарт двойного Первого
класса приблизился к границе человеческих возможностей», – и это едва ли было
преувеличением. Надо полагать, что такие люди обладают настолько сильным и
трезвым умом, что «классика» для них – просто отдых и забава после занятий
математикой. Но даже просто для «математика» в чистом виде это время всё что
угодно, но только не отдых; напротив, так как все его интересы
сконцентрированы на приближающемся экзамене, он больше всех беспокоится о его
непосредственном результате. Существует опасность, которой «математики»
подвержены более, чем «классики» или претенденты на
двойную степень: это пресыщение и отвращение вследствие того, что они всецело
посвящают себя своим малопривлекательным занятиям. Однажды Рэнглер (Wrangler), занявший
одно из самых высоких мест, признался мне как раз накануне экзамена, что
лучше бы он ни разу в жизни не открывал книгу по математике и надеется, что
впредь никогда уже не откроет, – настолько его от всего этого тошнило.
Конечно, это было лишь временное умонастроение, потому что через несколько
месяцев он вернулся к своим занятиям и в итоге стал преподавателем (Lecturer) своего колледжа. Это само по себе говорит, насколько
изнурителен этот завершающий спурт, если он может до такой степени отвратить
человека от того, что было его любимым занятием и в
конце концов стало профессией. |
|
|
* rarae aves (лат.) – редкие птицы. Первоисточник выражения –
«Сатиры» Ювенала (VI, 165-170). |
|
|
Из-за некоторых моих предыдущих замечаний
могло создаться впечатление, что стандарт Математического Трайпоса
(Mathematical Tripos) является низким во всех отношениях. Спешу вывести
читателя из этого заблуждения. Стандарт низших мест низок, потому что
последний, Третий класс в значительной мере превратился в допуск для
«классиков», и нижняя половина Второго класса тоже
не вполне этого избежала. Но для того, чтобы оказаться среди первых двадцати
– двадцати пяти Рэнглеров, человек должен изучить
математику на профессиональном уровне, помимо наличия хороших способностей к
ней от природы. А чтобы оказаться среди восьми-десяти
лучших, он должен быть чрезвычайно силён в
математике, да к тому же ещё обладать значительным трудолюбием и хорошей
памятью в придачу. В числовом выражении разница между верхом и низом шкалы не
так уж велика. Старший Рэнглер
(Senior Wrangler) набирает
где-то от 3 000 до 3 500 баллов, «деревянная ложка» (Wooden Spoon) – около 200. Но действительный
разрыв между знаниями того и другого на самом деле гораздо больше, потому что
времени даётся настолько мало, что набравшие наибольшее количество баллов,
при всём их высоком темпе, редко успевают сделать всё, что знают. И здесь
возникает важный вопрос. Когда мы говорим о высоком или низком стандарте, мы
невольно представляем себе какой-то эталон для сравнения, и наиболее
естественным в настоящем случае было бы выбрать для этой цели стандарт
математических достижений какого-нибудь другого учебного заведения,
известного своим преподаванием математики. Как, например, достижения
студентов Кембриджа соотносятся с достижениями учащихся Политехнической школы*?
Это довольно деликатный вопрос для любого, и уж особенно для не-математика, который может составить собственное мнение
лишь посредством наведения справок у других и сравнения их ответов. Выпускник
Кембриджа, который был в своё время Шестым Рэнглером,
однажды публично заявил (на страницах «Таймс»), что, возможно, первые
восемь-десять человек в списке Математического Трайпоса
могли бы считаться приличными математиками во Франции, а остальные служили бы
просто посмешищем. Но на чём основано это мнение и что дало ему право
выносить подобные суждения, помимо того факта, что он сам был одним из высших
Рэнглеров, мне выяснить так и не удалось. Другой, член Тринити-колледжа (Fellow of Trinity), тоже занявший на
экзамене по математике одно из высших мест, а кроме того, проживший некоторое
время во Франции, лично знакомый с несколькими французскими savants** и
присутствовавший на экзаменах в нескольких французских школах, зашёл в
противоположном направлении настолько далеко, что заявил, будто бы занявший
место среди первых восьми-десяти Старших Оптим (Senior Optimes) считался бы первоклассным математиком в
Политехнической школе. Это – крайние мнения, и истина, по всей вероятности,
лежит где-то посередине. Один джентльмен, известный своими высочайшими
достижениями в математике, ведущий обширную переписку с зарубежными учёными и
ещё юношей публиковавший статьи в континентальных научных журналах, уверял
меня на основании своего заграничного опыта, что уровень обоих этих учебных
заведений примерно одинаков; то есть, человек, занявший место в начале списка
Старших Оптим, считался бы приличным математиком в
Политехнической школе, а кто-нибудь из высших Рэнглеров – очень хорошим математиком; что лучший студент
Политехнической мог бы быть Старшим Рэнглером и
наоборот. Читатель – не-математик, возможно, будет
расположен принять это мнение как суждение человека, обладающего авторитетом
в данной области; математик же может составить собственное мнение о
математическом уровне Кембриджского университета очень простым путём. Для
этого ему нужно раздобыть сборник экзаменационных работ Математического Трайпоса (скажем, за 1845 г.) и внимательно их изучить,
не упуская из виду, что на выполнение каждой работы даётся ограниченное
время, настолько ограниченное, что он едва ли сможет должным образом это
оценить, не попробовав написать одну-две из этих работ сам***; а кроме того,
необходимо учесть, что для попавшего в число первых десяти Рэнглеров сделать полностью все теоретические работы
первых четырёх дней экзамена – самое обычное дело; что для первых шести в
списке решить целых двенадцать задач в одной работе тоже не является чем-то
необыкновенным; что Старший Рэнглер того самого
года сделал всю теорию, кроме трёх вопросов, и более сорока задач из
шестидесяти, из них девятнадцать – в одной работе продолжительностью три
часа, – и тогда, возможно, он сможет составить себе кое-какое представление
об уровне подготовки и конкуренции. |
|
|
*
Политехническая школа – высшая школа для подготовки инженеров, основанная в
1794 г. в Париже. **
savants (фр.) – учёные. ***
Многие из лучших «математиков» могут писать теоретические вопросы по памяти
быстрее, чем обычный человек сумел бы переписать эти формулы из книги (прим.
автора). |
|
|
Обыкновенно случается, что Старший Рэнглер намного опережает свой курс, – на Классическом Трайпосе (Classical
Tripos) бывает как раз наоборот, там, как правило, имеются два практически
равных кандидата, которые всё время идут почти вровень. Среди первой дюжины
редко бывает больше двух очень заметных разрывов по баллам, и часто за Вторым Рэнглером следующие
девять или десять располагаются так близко друг от друга, что, выражаясь
охотничьей терминологией, их всех можно накрыть одним одеялом.* Поскольку в печатных списках классовых отличий не указывается
количество баллов, на которое каждый опережает того, кто следует за ним, и
разница между двенадцатым и тринадцатым может быть больше, чем между третьим
и двенадцатым, предлагали более широко применять скобки (сейчас они
используются только в том случае, если два или три человека набрали абсолютно
равное количество баллов) и присуждать одно и то же
место шести, восьми или десяти студентам, набравшим почти одинаковые баллы.
Но суть и дух этой системы состоит в том, чтобы как можно сильнее сохранять
индивидуальное место каждого, так что это предложение не встретило одобрения. |
|
|
*
это выражение применяется к своре собак, гонящихся за зверем, когда они
держатся плотной группой. |
|
|
Обычно Рэнглеров
(что бы слово «Рэнглер» (Wrangler)* ни значило когда-то встарь, сейчас оно просто
обозначает человека, получившего отличие Первого
класса на экзамене по математике)** бывает тридцать семь или тридцать восемь
человек. Иногда их число падает до тридцати пяти, иногда возрастает за сорок.
Где-то от двадцати пяти до тридцати из них обладают хорошей математической
репутацией и заранее считаются вероятными Рэнглерами,
то есть теми, у кого есть достаточные основания на это надеяться. Остальные –
это аутсайдеры, чья репутация до экзамена не соответствовала его результату
или чьё везение превысило действительные достижения. Некоторые «малые
колледжи» (Small Colleges)
предоставляют членство (Fellowship) за
любое место среди Рэнглеров, но большая часть
требует, чтобы кандидат попал в число первых пятнадцати или двадцати. Разные
колледжи выдвигают разные требования, которые иногда могут меняться в
зависимости от количества вакансий или наличия хороших кандидатур, хотя, если
в течение нескольких лет подряд среди бакалавров любого из колледжей
наблюдается нехватка степеней с высокими отличиями, доны обычно компенсируют
это избранием своими членами выпускников других колледжей. В среднем шестеро Рэнглеров участвуют впоследствии в экзамене на степень с
отличием по «классике», и половина из них оказывается в Третьем
классе. |
|
|
* слово Wrangler происходит
от глагола to
wrangle – спорить, пререкаться. **
В прежние времена выпускники должны были произносить речи и принимать участие
в публичных диспутах на латыни, и это засчитывалось им в результат экзамена.
Сейчас этому нашли приятный компромисс в виде уплаты двух шиллингов (прим.
автора). |
|
|
Второй класс, или Старшая Оптима (Senior Optime), больше по размеру, обычно в нём насчитывается более
сорока человек, а порой их число превышает шестьдесят. В этот класс входят
обманутые надежды: многие из тех, кто метил в Рэнглеры,
а также некоторые, кто должен был попасть в их число по общему мнению. В нём
также имеется доля студентов-«классиков»: это либо кандидаты на Медали, либо
те, кто подготовился к экзамену с запасом. Третий класс, или Младшая Оптима (Junior Optime), обычно по количеству равен первому, но его границы
более растяжимы и могут включать в себя от двадцати пяти до шестидесяти
человек. Туда попадает большинство «классиков»; остальное его содержимое –
это те, кто ещё до экзамена «сломался» из-за слабого здоровья или лени и
избрал Младшую Оптиму как более лёгкий для себя
способ получить степень, чем экзамен на степень без отличия (Poll), а также те, кто «сломался» уже во время экзамена. Среди этих последних порой оказывается и вероятный Рэнглер. Поскольку провалившиеся (plucked) и попавшие в «бездну» (gulfed) в списках не значатся и не дают пищу для разговоров,
если только они не «классики», выяснить их количество нелегко. Я полагаю, что
в «бездне» оказывается десять-пятнадцать человек ежегодно и примерно такое же
количество проваливается. А следовательно, среднее
количество кандидатов на степени с отличием скорее более, чем менее ста
пятидесяти человек. |
|
|
Упоминание о провалившихся и угодивших в
«бездну» возвращает нас ко мне самому. Недель за шесть до экзамена, пройдя
все предметы, какие готовил, и приступив к их
повторению, я написал всё, что смог, из нескольких старых экзаменационных
работ, с тем чтобы выяснить, на сколько вопросов я смогу дать ответы. Как
показали наведённые мною справки, ответы на двадцать четыре полных вопроса
или их эквивалент должны были обеспечить мне попадание в Младшую Оптиму, в то время как ответив
на двадцать вопросов, я попал бы прямиком в «бездну». Результатом же моей
практики оказалось то, что я мог сделать как раз около двадцати. Так что я
балансировал на самом краю, и всё висело на волоске. Я и так уже полностью
забросил «классику», а теперь принялся за ненавистную математику с новым
рвением и стал тщательно отшлифовывать те предметы, которые были больше по
объёму. В это время счастливое наитие подсказало мне подготовить сферическую
тригонометрию; на это понадобилось всего несколько дней, и у меня есть
основания полагать, что как раз она меня и спасла. |
|
|
Дней за десять до
экзамена, как раз когда мои труды стали давать заметный результат, и я с
уверенностью надеялся не просто попасть в Младшую Оптиму,
но оказаться в начале её списка, – хотя никакого значения это для меня не
имело, кроме разве что нескольких мелких пари по поводу моего места, – мною
овладело чувство крайнего отвращения и усталости, спутанность в мыслях и упадок душевных сил.
В отчаянии я стал играть в бильярд и вист и решил во всём положиться
на судьбу. В это же время или немного раньше один из наших стипендиатов (Scholars), шансы которого были намного выше моих, поддался панике
и решил сдавать экзамен на степень без отличия. |
|
|
Чем-то вроде печальной компенсации оказалось
для меня то, что в этом году среди экзаменаторов была, так сказать, высокая
смертность. Двое из четверых* заболели, один за несколько недель до экзамена,
другой всего за несколько дней. На место первого из них назначили моего друга
Э., который был от этого далеко не в восторге, поскольку идея участвовать в
проваливании меня ему вовсе не нравилась; а вместо второго, чья болезнь
явилась для руководства университета полной неожиданностью и вынудила
ухватиться за первого попавшегося, в последний
момент был назначен мой собственный частный репетитор. Кроме меня, выпускалось
ещё пятеро его учеников, и, конечно же, его не выбрали бы, но к тому времени
экзаменационные задания уже пошли в печать, так что
он должен был иметь дело не с составлением их, а только с проверкой. Это дало
мне возможность говорить в шутку, что для того чтобы протолкнуть такой
безнадёжный случай, как я, донам пришлось назначить моего самого близкого
друга и моего же частного репетитора. |
|
|
*
Двое из них называются экзаменаторами (Examiners), а двое – модераторами (Moderators),
но обязанности у них в основном одинаковые (прим. автора). |
|
|
Утро первого вторника января выдалось
необыкновенно ясным. Каждый выпускник, который сумел найти себе хоть какое-нибудь четвероногое, отправился в этот день на
прогулку верхом, – в данных обстоятельствах эта роскошь была оправдана
необходимостью моциона. На платных
конюшнях невозможно было найти ни единой лошади, поэтому я взял её на время у
друга – крайний случай извинял эту бестактность – и ездил верхом до тех пор,
пока уже с трудом мог держаться в седле, а конь – на ногах. На следующее
утро, перед тем, как часы пробили девять раз, я стоял во взволнованной толпе
у дверей Сенат-Хауса, и не успел ещё смолкнуть бой часов, как я уже писал со
всей возможной скоростью первое же экзаменационное задание, которое попалось
мне на глаза. Само время года, в которое проводится этот экзамен, порой
становится причиной неудач довольно странного сорта. Сенат-Хаус представляет
собой большое, просторное здание с каменным полом, и обогреть его в случае
сырой или очень холодной погоды можно лишь приблизительно. Поэтому люди со слабым
кровообращением сильно зябнут, особенно руки, а писать с замёрзшими руками
очень затруднительно. На первом году моего пребывания в Кембридже один из
наших лучших математиков из Тринити, впоследствии член колледжа, опустился не
то на пятнадцать, не то на восемнадцать мест в списке
Рэнглеров единственно из-за того, что замёрз, – так
полагал он сам, и основания к этому давали его предыдущие и последующие
успехи. К счастью, тогдашний январь был исключительно мягким и приятным, к
великой радости для нас, выпускников. Поскольку почти все вопросы по «низшим
предметам» содержатся в работах первого дня, то этот день и решает судьбу
всех, кто внушает опасения. Правда, у них есть ещё несколько шансов в
оставшиеся дни недели; среди прочих, два задания из одиннадцатой книги
Евклида, которые неизменно бывают в работе утра пятницы. Сделав в среду около
двадцати вопросов, как я надеялся, правильно, и среди них два по сферической
тригонометрии, за которые предположительно давалось больше баллов, я
почувствовал себя более-менее уверенно. На следующий день я не сделал ничего,
но зато утром в пятницу не преминул написать две теоремы из Евклида, а после
полудня в тот же день одолел задание по Евклиду же,
которое могло удостоиться наименования задачи, поскольку стояло в начале
работы по задачам. В очень приподнятом настроении по случаю этого подвига я
переписал её своим самым изящным почерком, а внизу под Q.E.D.*
приписал чуть ли не единственный приличный греческий
ямб, который мне когда-либо удалось сочинить: |
|
|
Πολλήν ὀφείλω
τοῦ προβλήματος χάριν.** |
|
|
*
Q.E.D (лат.) – что и
требовалось доказать (сокр. от quod erat demonstrandum). **
Πολλήν ὀφείλω
τοῦ προβλήματος χάριν
(др.-греч.) – много я
перенёс этой задачи ради. |
|
|
|
|
|
Сенат-Хаус. Раскрашенная вручную гравюра на меди Грейга (Greig) 1814. Иллюстрация с сайта Antique
Maps and Prints |
|
|
|
|
|
Сенат-Хаус, вид изнутри. Раскрашенная вручную гравюра
Р. Б. Харрадена (R.B. Harraden) 1810. Иллюстрация с сайта Antique Maps and Prints |
|
|
В тот же день я встретил Э., который дал мне
понять, что я, пожалуй, пройду; единственная опасность заключалась в том, что
нижнюю планку могли поднять, пожертвовав большим количеством кандидатов. Это,
пожалуй, единственный способ, которым экзаменатор может по-дружески помочь экзаменующемуся. Любая попытка
несправедливо начислить баллы или поменять местами в списке будет немедленно
обнаружена и изобличена*, а вот границы, разделяющие классы, не привязаны
жёстко к какому-то определённому количеству баллов, они могут слегка меняться
в зависимости от общего уровня года**, и вот здесь он мог воспользоваться
своим положением для того, чтобы включить в список как можно большее число
кандидатов. Как-то раз случилось так, что два экзаменатора-математика
были особенно заинтересованы в двух студентах-«классиках». Один из них был
студентом Тринити, который почти наверняка получил бы Медаль Канцлера (Chancellor's Medal), если бы сумел пробиться в Старшую Оптиму,
другой был из Киз-колледжа и наверняка получил бы
отличие Первого класса по «классике», если бы только
сумел проскочить в Младшую Оптиму. Оба эти desiderata*** сыграли точнёхонько на руку
друг дружке, поскольку чем ниже опустится нижняя
граница Старшей Оптимы, тем больше кандидатов будет
пропущено в классовый список, чтобы последний класс был обычного размера, а
чем длиннее будет классовый список, тем больше Старших Оптим
можно будет наделать, не выходя при этом за рамки приличия. Вот так они
вместе пропустили в классовый список около двадцати человек, которые, если бы
не это, оказались бы в «бездне», если только совсем не провалились бы, и на
то же количество увеличили Старшую Оптиму, благодаря чему число участников Классического Трайпоса того года возросло на тридцать процентов. |
|
|
*
Нечто в этом роде произошло в бытность мою в университете.
Экзаменатор-«классик» поставил двум кандидатам из своего колледжа значительно
более высокие баллы, чем остальные трое, и был заподозрен в пристрастности.
Когда на следующий год он представил на одобрение свою кандидатуру, ему было
отказано (прим. автора). **
Это является главным препятствием, которое не даёт с точностью определить заранее то место, которое займёт кандидат. Он сам или его
репетитор может знать вероятное количество баллов, которое он наберёт, с
точностью чуть ли не до десятых, но они не могут знать, как справятся
остальные экзаменующиеся (прим. автора). ***
desiderata (лат.) – желаемое. |
|
|
Э. в Сенат-Хаусе
занимался изучением человеческой натуры и наблюдал за выражением лица и
стилем работы разных студентов. У экзаменатора есть для этого широкие
возможности, поскольку делать ему особенно нечего. Главная его обязанность –
следить за тем, чтобы никто тайком не проносил книг. Защита собственных
интересов достаточно эффективно предотвращает любые попытки списывания среди
более сильных кандидатов. Однако иногда, когда «классик», борющийся за то,
чтобы попасть в список, сидит рядом со своим знакомым, будущим Рэнглером, думаю, этот последний может постараться писать
покрупнее и положить свои листы так, чтобы его
приятелю в затруднительном положении было лучше видно. Рассаживают, однако, в
алфавитном порядке, и делается это для того, чтобы вы оказались сидящим между
двумя незнакомыми студентами из других колледжей. Но даже в случае
счастливого совпадения, о котором говорилось выше, от того, кто списывает,
требуется величайшая осторожность. Списывать сложные теоретические вопросы
или решение трудных задач нельзя. Не так уж редко –
возможно, раз в два или три года – делается неуклюжая попытка этого рода;
экзаменатор, который всегда начеку, тут же её замечает, и несчастного
виновника, который вне себя от смущения, вызывают, чтобы он объяснил свою
собственною работу, чего он, естественно, сделать не может, и его
«проваливают» безо всякой жалости. |
|
|
Порой экзаменатора просят разъяснить вопрос;
но такое требование, подразумевающее скрытую критику ясности изложения того,
кто составлял это задание, имеет место нечасто, да обычно у экзаменующегося и
нет времени задавать подобные вопросы. Поэтому Э., которому
нечего было делать – в буквальном смысле нечего на протяжении двух с
половиной – трёх часов в день, которые он был занят на экзамене, – наблюдал
за работающими студентами и за тем, как по-разному они выглядят и пишут. На
этом экзамене у нас было три человека из Тринити, каждый из которых стремился
добиться лучшего результата по колледжу, но один из них перезанимался и
выглядел бледным и больным, другого посадили рядом со студентом одного из
«малых колледжей», который писал примерно так же
много и быстро, как он сам, так что существовала вероятность, что от такого
соседства он занервничает, и это будет иметь пагубные последствия. Эти
предположения полностью оправдались. Третий студент, который не был первым ни
на одном из экзаменов колледжа (College Examinations), но теперь был в отличном состоянии, здоров и спокоен,
опередил своих соперников на два и три места соответственно.* Но наибольший
интерес для Э. представлял лучший из джонсианцев.
То, что лучший математик Сент-Джонс-колледжа
является кандидатом в Старшие Рэнглеры – это нечто
само собой разумеющееся, как будто у этого колледжа
есть патент на выпуск Старших Рэнглеров, точно так
же, как у Тринити – на Старших Классиков (Senior Classics). Однако в тот год один
студент из «малых колледжей» был настоящим математическим гением*, одним из
тех, которые, как и сам Э., рождаются для того, чтобы стать Старшими Рэнглерами. При этом считалось, что у джонсианцев
в этом году мало хороших выпускников, и они сами это признавали. Но их лучший
студент вдруг вырвался верёд, как тёмная лошадка на скачках, и, хотя до
экзамена о нём говорили лишь как о кандидате на попадание в первую шестёрку,
теперь оказалось, что он претендует на самое высокое место. Э. одним из
первых заподозрил это, заметив на второй день, что он писал с равномерностью
и скоростью машины и, кажется, справился со всеми заданиями. А проверив
работу, он с трудом мог поверить, что человек может исписать столько бумаги
чернилами за такое время (не говоря уже о правильности выполнения), хотя всё
это писалось у него перед глазами. Вскоре стало известно, что джонсианец решил необыкновенное количество задач, и тут
его сотоварищи по колледжу начали
делать ставки на то, что он станет Старшим Рэнглером.
Но общее мнение, да и желание, было на стороне студента Питерхауса,
который, помимо своих выдающихся научных достижений (его работы стали
известны французским математикам, ещё когда он был
студентом), имел множество друзей и среди прилежных студентов с научными
интересами, и среди тех, кто увлекался греблей, и вообще был очень популярен
в университете. Его сторонники сдаваться не спешили. «Одна задача, решённая
им, будет стоить полдюжины задач, решённых тем, другим», – говорили они. И
для этого заявления действительно были основания, потому что некоторые задачи
труднее других, и поэтому за них даётся больше баллов, так что за четыре
решённые задачи можно получить больше, чем за десять. |
|
|
*
один полностью написанный вопрос по теории из «высших предметов» часто может
поднять человека на два или три места в списке Рэнглеров
(прим. автора). **
этот студент – Уильям Томсон (William Thomson,
1824 – 1907), ныне известный всему миру как лорд Кельвин. По преданию,
неоднократно упоминаемый на этих страницах Э. (Роберт Лесли
Эллис) сказал о нём другому экзаменатору: «Мы с вами годимся разве что на то,
чтобы чинить ему перья». В 1892 г. королева Виктория пожаловала У. Томсону
титул барона (1st Baron
Kelvin), и он стал
первым в истории учёным, вошедшим в Палату лордов за научные заслуги. Он внёс
значительный вклад в развитие термодинамики (в его честь названа шкала
Кельвина и единица измерения температуры), гидродинамики и теории волн, термоэлектричества
и т.д. Не менее важны его достижения в практической физике и технике: он
усовершенствовал многие приборы и инструменты, занимался проблемой прокладки
трансатлантического кабеля. |
|
|
|
|
|
Лорд Кельвин Фотография Иллюстрация из Википедии http://en.wikipedia.org/wiki/File:Lord_Kelvin_photograph.jpg |
|
|
Для большинства кандидатов всё заканчивается
в субботу после полудня. Работы понедельника и вторника на следующей неделе
содержат где-то один «низший вопрос» на каждую, чтобы выпускникам было чем
развлечься в течение получаса, до истечения которого им не разрешается
покидать Сенат-Хаус. Когда эти полчаса пройдут, они толпой устремляются
прочь, и пять шестых экзаменующихся покидают зал. Собственно говоря,
последние два дня служат для того, чтобы определились места первых
двенадцати-пятнадцати человек в списке. На Рэнглера
из нижнего конца списка, не говоря уже о Старшей Оптиме, они никак не влияют. Утром в среду кареты битком
набиты выпускниками, уезжающими из Кембриджа (сейчас эту роль выполняет
железная дорога), они едут домой или куда-нибудь ещё, чтобы развлечься и
отвлечься от тревожных мыслей, насколько это возможно, на девять дней до
объявления результатов. Кое-кто из «классиков» сразу же берётся за работу,
даже в последние два дня экзамена по математике. |
|
|
Я отправился в Лондон с Феокритом
в кармане, обедал у друзей и пошёл посмотреть «Антигону», которая была тогда
событием дня, и произведённый ею фурор ясно говорил о том, насколько широко
распространены классические вкусы среди образованной английской публики.
Одним из интересных эффектов постановки этой древней пьесы на современной
сцене было то, что она показывает, насколько Софокл
писал для галёрки, ut ita dicam*. Строка |
|
|
Не государство там, где правит лишь один, |
|
|
вызвавшая овации в зале, стала вместе с тем смешным и
печальным примером человеческой непоследовательности. Те же самые люди,
которые с восторгом приветствовали это высказывание, всего лишь за несколько
недель до этого кричали «ура» в честь Его Величества Императора Всея Руси.** |
|
|
*
ut ita dicam (лат.) – так сказать. **
надеюсь, меня простят, если я приведу здесь маленький анекдот, касающийся
визита этого властителя в Лондон, который, хотя и не имеет непосредственного
отношения к содержанию этой книги или главы, но замечательно иллюстрирует
тупость определённого класса англичан. Один модный портняжка,
имеющий право называть себя «изготовителем брюк для Его Королевского
Высочества Принца Альберта», получил заказ на пошив некоего пышного одеяния
для Императора. В то же самое время польский офицер, которого
гибель его страны не довела до полного разорения, так что он мог позволить
себе иногда щегольнуть в хорошем сюртуке, пришёл в это аристократическое
заведение, чтобы с него сняли мерку, и тут в глаза ему бросился блеск пары
роскошных, с золотым шитьём «невыразимых», и он осведомился, для кого
предназначено такое великолепие. Приказчик приличествующим случаю
благоговейным тоном сообщил своему клиенту об их высоком предназначении.
«Для императора, эх! – сказал поляк,
изо всех сил стараясь сдержать своё патриотическое негодование. – Ну что ж,
надеюсь, они ему подойдут». Вложив в эти слова весь свой сарказм, он
горделиво проследовал прочь. К несчастью, не то несовершенное произношение
отважного изгнанника, не то возбуждённое воображение приказчика послужило
причиной к тому, что в главном глаголе этого предложения ему послышался
придыхательный согласный в начале (т.е. вместо they will suit him – они ему подойдут,
приказчик услышал they will shoot him – они
его застрелят, – прим. переводчика). Перепуганная
мелкая сошка поспешила к своему хозяину и объявила ему, что офицер только что
вышел из магазина с ужасным намерением застрелить императора! Как только к ошеломлённому хозяину мастерской вернулась
способность говорить и двигаться, он побежал в полицию, а полиция, в свою
очередь, побежала за заговорщиком и вскоре притащила его к ближайшему
мировому судье, а вместе с ним «два кинжала», которые у него изъяли в
подтверждение его преступных намерений как часть орудия для убийства
Императора. Когда этот достойный судья вдоволь наужасался
при виде этих артиллерийских приспособлений, оказалось, что это декоративные
ножи для разрезания бумаги, из тех, которые часто можно увидеть на письменном
столе у дам. Поляку не составило труда дать всему этому удовлетворительное
объяснение, и над портным и полицейскими все от души посмеялись – и поделом
им, не правда ли, читатель?(прим. автора).*** ***
этот анекдот
крайне сомнителен. Николай I,
о десятидневном визите которого в Великобританию в мае – июне 1844 г. здесь
идёт речь, отличался нарочитым аскетизмом в личных привычках, что отмечали
многие современники. На доступных в Сети портретах мы видим, что из блестящих
деталей на нём присутствуют лишь пуговицы, эполеты и немногочисленные ордена.
Никаких «шитых золотом штанов». Скорее всего, здесь мы имеем дело не с
изложением реальных фактов, а с представлениями автора и/или его
польского друга о том, как должен выглядеть русский царь, помноженными на
безудержное фантазирование. Упоминаемая выше «гибель страны» – это подавление
Польского восстания 1830 – 31 гг., в результате которого Королевство
Польское, находившееся в личной унии с Россией, прекратило своё существование
и было преобразовано в несколько российских губерний (прим. переводчика к прим. автора). |
|
|
Я вернулся в Тринити ещё до того, как был
вывешен список сдавших экзамен по математике, и начал приводить в порядок
свою «классику». Единственное, чем мне необходимо было заняться, это перевод
с английского на античные языки (Composition), в
котором, за исключением латинской прозы, я никогда не был силён, а теперь и
вовсе растерял практику. Мой друг из Пемброка
(теперь получивший должность наставника (tutor) другого колледжа) уехал по делам, к огромному
неудовольствию его пяти учеников и моему в особенности, потому что я очень
рассчитывал на его помощь. Мы кинулись кто куда; я прибег к помощи одного из своих
бывших репетиторов, величественного «Юпитера». Относительно результата
экзамена на степень с отличием по математике я не беспокоился, потому что был
практически уверен, что прошёл, а место для меня значения не имело,
«деревянная ложка» подошла бы не хуже, чем любое
другое. Я даже дал понять, что именно на это и рассчитываю, и кое-какие
намёки заставили меня подозревать, что экзаменаторы оставят за мной это
почётное место, если к тому будет хотя бы малейшая возможность. У Э. была
даже своя теория на этот счёт, а именно, что «ни один умный человек не
провалится, если приложит хотя бы минимальные усилия». Он высказал мне её в
виде лестной энтимемы*: «Вам не стоит бояться,
потому что…» и т.д. Но, с другой стороны, я прекрасно знал, что сделал
немного, а то, что сделал, было не очень правильно. В общем, существовала
вероятность, что меня изберут представлять собой минимальный допустимый объём
знаний, не говоря уже о том, что экзаменаторы предпочитают, ceteris paribus, оставлять это место за «классиком», который, скорее
всего, просто над этим посмеётся, в то время как «математик», замыкающий
собой список, сам превратится в посмешище. |
|
|
*
энтимема – сокращённый силлогизм, в котором посылка
либо заключение не выражены в явной форме, но
подразумеваются. |
|
|
В девять часов утра пятницы, ровно через
шестнадцать дней с момента начала экзамена – и такой промежуток не покажется
слишком долгим, если вспомнить, что нужно расположить в индивидуальном
порядке в соответствии с достижениями почти сто пятьдесят человек – список,
подписанный экзаменаторами, вывешивается возле
Сенат-Хауса. Друзья кандидатов, и студенты, и «джипы» (gyps), все вместе толпятся вокруг; новости мгновенно
распространяются во всех направлениях, и через очень короткое время
книготорговцы уже предлагают к продаже этот список, красиво отпечатанный в
двух или трёх вариантах, в том числе и на почтовой бумаге, уже готовый к
отправке по почте. Я спокойно сидел за завтраком, когда
вошёл мой «джип» и объявил, что я на 112-м месте, а Старшим Рэнглером стал джонсианец*.
Вскоре после него пришёл тот самый мой друг, который объявил мне результат
экзамена на стипендию, и с некоторой naïveté
заявил, что искал меня снизу вверх, от конца, потому что знал, что так скорее
меня найдёт, и действительно, нашёл меня очень быстро. После
чего стал поносить на чём свет стоит джонсианцев за
то, что они обскакали весь остальной университет, не удовлетворившись своим
неожиданным первым местом. «Какой-то джонсианец,
как будто нарочно выдуманный», стал третьим, к крайнему разочарованию ещё
одного сильного математика из «малых колледжей» и трёх наших лучших
математиков. Самое высокое место, которое удалось занять нашему,
было пятое, и сразу за ним располагался третий джонсианец.
Когда около полудня мне удалось раздобыть список, я обнаружил, что между мной
и «деревянной ложкой» был только один человек. Не каждому выпускнику удаётся
занять место, которое так близко соответствовало бы истинному положению
вещей. Четырнадцать человек провалилось, и пятнадцать попало в «бездну», так
что из 143 кандидатов 31 сделал меньше, чем я, то есть меньше двадцати
четырёх вопросов или их эквивалента. В жертву было принесено всего пять
«классиков», из них два – возможные претенденты на отличие
Первого класса. |
|
|
*
этот джонсианец – Стивен Паркинсон
(Stephen Parkinson, 1823 – 1889). Хотя он не обладал таким ярким
математическим дарованием, как у У. Томсона, но сделал
вполне достойную академическую карьеру. Поступив в Сент-Джонс-колледж
в 1841 г. в качестве сайзара (sizar, см. главу
«Первое знакомство с жизнью колледжа»), он окончил его в 1845 и в том же году
был избран членом колледжа. В 1851 г. он принял духовный сан, и вся его
последующая жизнь была связана с Сент-Джонс-колледжем,
в котором он преподавал математику. Был автором учебников по математике. |
|
|
Новый список Трайпоса
предоставляет человеку, который в курсе сплетен университета и колледжа,
развлечение на добрых полчаса, в течение которых он изучает удачи и
разочарования, имена аутсайдеров, вырвавшихся вперёд, и кандидатов,
потерпевших фиаско. К последнему исходу во многих случаях приводит
сознательная лень или же вопиющая переоценка собственных возможностей,
которая, вероятно, подпитывалась недостатком
рассудительности и дальновидности у репетитора. Всего на два места выше меня
оказался студент одного из «малых колледжей», который был уверен в том, что
займёт место в начале списка Старшей Оптимы; он был
так расстроен своей неудачей, что не смел сообщить
свой результат отцу или показаться дома. Несколько предполагаемых Рэнглеров низверглись в Старшую Оптиму, а кое-кто, не надеявшийся на большее, чем начало
списка Старшей Оптимы, вознёсся в число Рэнглеров. Не один выпускник к своему неудовольствию
обнаружил, что студент, сидевший рядом с ним и исписавший значительно меньше
бумаги, оказался на двадцать мест выше, чем он сам. Хуже всех в глазах
кембриджского экзаменатора тот, кто делает много, но при этом значительную
часть неправильно или неточно. Приблизительно пятьдесят теоретических
вопросов и в среднем восемь задач* в каждой работе, сделанные так, чтобы за
них дали полные баллы, обеспечивают выпускнику уверенное попадание в Рэнглеры, но многие из тех, кто думает, что сделал гораздо
больше, оказываются в конце списка Старшей Оптимы,
если не хуже. |
|
|
*
Соотношение решённых задач и написанных теоретических вопросов у разных
кандидатов очень сильно отличается. Второе говорит о более серьёзной
подготовке, первое – о врождённом математическом таланте. Именно благодаря
задачам аутсайдер, который не готовился к экзамену с расчётом на самые
высокие места, часто занимает одно из них. К примеру, его теории хватило бы
только на тридцатого Рэнглера, но он решает
двадцать хороших задач и попадает в первую десятку. С
другой стороны, порой случается, что третий или четвёртый Рэнглер
решает не больше пяти задач на все три работы по задачам – фактически,
некоторые Старшие Оптимы решают больше задач, чем
он, – но зато он полностью справляется с теорией в работах первых четырёх
дней и делает значительное её количество в последние два (прим. автора). |
|
|
Неожиданный Старший Рэнглер
стал сюрпризом года и темой для разговоров на некоторое время. Говорили, что
победитель тренировался писать работы на время шесть месяцев подряд, просто
чтобы выработать скорость, и перерешал такое количество задач, что они тоже
стали для него чем-то вроде теории. Таким-то образом ему удалось добиться
поразительной быстроты в их решении, так что в одной трёхчасовой работе он
сумел решить девятнадцать штук, в другой – тринадцать и почти столько же в
третьей, – более двух третей от общего количества. Студент Питерхауса, положившись на свои знания и талант, никогда
не тренировался писать на скорость, а может быть, слишком уважал то, чем
занимается, чтобы проявлять особую торопливость. Он без излишней спешки решал
восемь-девять задач в каждой работе, некоторые из которых были, вероятно,
более сложными, чем у его соперника, но всё же этого
было недостаточно, чтобы компенсировать разницу в количестве. Оба они
написали полностью всю теорию первых дней экзамена, причём джонсианец предположительно получил полные баллы, а Т.
ещё и дополнительные за стиль*. В
сложных работах последних двух дней студент Питерхауса
опередил своего оппонента, но ненамного, потому что джонсианец сделал в этих четырёх работах всё, за
исключением трёх вопросов, и по результатам всего экзамена ушёл на триста
баллов вперёд. |
|
|
*
За работу можно получить и больше суммы всех полных баллов. Эта кажущаяся
несообразность объясняется следующим образом: обычные учебники (Ирншоу, Гриффина, Вуда и т.д.)
принимаются за стандарт знания, но очень хороший математик может иногда дать
более изящные и остроумные формулировки, чем те, что в них приводятся, и в
этом случае ему начисляются дополнительные баллы «за стиль». Именно так было
с Э.: на экзамене в Сенат-Хаусе
один из экзаменаторов поставил ему дополнительные баллы за все теоретические
вопросы (прим. автора). |
|
|
У разочарованного кандидата, однако, имелись
шансы хотя бы частично реабилитировать себя на экзамене на награды Смита (Smith's Prizes) на следующей же неделе, который знатоки считают лучшим
мерилом математических достижений, чем Трайпос,
потому что он охватывает более сложные предметы, и скорость не имеет на нём
такого большого значения. Друзья Т., как и он сам, ждали его результата со
смесью надежды и страха. В конце концов победа
оказалась на его стороне, и он опередил Старшего Рэнглера
по количеству набранных баллов в соотношении три к двум. Но это утешение
имело место позднее, а пока торжествовали джонсианцы. |
|
|
|
|
|
|
|
