2 глава

ЧАРЛЬЗ АСТОР БРИСТЕД

CHARLES ASTOR BRISTED

ПЯТЬ ЛЕТ В АНГЛИЙСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

FIVE YEARS IN AN ENGLISH UNIVERSITY

(Избранные главы)

Перевод и примечания Юлии Глек

Оригинал здесь http://www.archive.org/details/fiveyearsinengli00brisuoft

Глава 2

Некоторые подробности, эгоистические, но необходимые

Oro te, quis tu es? (лат.) – Скажи, кто ты?

Цицерон, письмо к Требацию.

Мне было пятнадцать, когда я приехал в Нью-Хейвен и поступил на первый курс Йельского колледжа. В школе, где меня к этому готовили, один из преподавателей был англичанин, и обучение частично велось по английскому образцу. Мои знания соответствовали уровню Колумбийского колледжа, где требования на первом курсе тогда были почти такими же, как на втором курсе в Йеле. (Я никогда не встречал жителя Новой Англии*, который знал бы это или поверил бы, но, тем не менее, это чистая правда). Преимущество, полученное мною таким образом, утвердило меня в привычке к безделью, к которому склонен любой только что выпущенный из школы мальчишка, если в ближайшей перспективе перед ним не стоит какая-нибудь цель, возбуждающая честолюбие.

* Йельский колледж (Yale College) – ныне Йельский университет. Основан в 1701 г. Третье старейшее высшее учебное заведение Соединённых Штатов. Входит в элитную Лигу плюща.

** Колумбийский колледж (Columbia College) – ныне Колумбийский университет. Основан в 1754 г. Находится в Нью-Йорке на Манхэттене. Пятое старейшее высшее учебное заведение Соединённых Штатов, входит в Лигу плюща.

*** Новая Англия – историческая территория на северо-востоке Соединённых Штатов, в которую входят штаты Мэн, Нью-Хэмпшир, Вермонт, Массачусетс, Род-Айленд и Коннектикут. Там появились первые английские колонии, там же начали развиваться американская литература и философия, а также находятся старейшие учебные заведения, поэтому существует мнение о культурном превосходстве Новой Англии над остальными штатами.

Йельский колледж, Нью-Хейвен.

Гравюра Т. Тёрнбулла (T Turnbull) по рисунку У. Х. Бартлетта (W H Bartlett)

http://www.vintage-views.com/catalog/Yale-College-University-New-Haven-CT-c1860-Print-p-58128.html

В течение первого года я не занимался практически ничем, кроме чтения романов и посещения дискуссионных клубов. Сравнение собственного опыта с опытом других привело меня к заключению, что так бывает со всеми мальчиками, которые поступают хорошо подготовленными в какой-нибудь новоанглийский колледж: на первом году они скорее скатываются назад, чем движутся вперёд. На втором курсе у нас было много математики, не столько сложной, сколько трудоёмкой; бóльшая её часть заключалась в механическом решении заданий по тригонометрии и системе мер, и для лучших математиков нашего курса это было почти так же скучно, как для худших. Я никогда не отличался ни любовью, ни способностями к точным наукам, да и здоровье у меня было неважное, поэтому в самом начале второго курса оставил всякую надежду на высшие отличия и удовольствовался положением среди тех двенадцати-пятнадцати студентов, которые с пометкой «успехи в английском красноречии» следуют за первыми двумя-тремя.

У нас было четыре академические награды, по одной каждый год, которые присуждались за успехи только в классической филологии. Из этих четырёх мне удалось добиться трёх. Но система оценивания была очень несовершенна, и на самом деле в то время не было никакой возможности определить, кто же в действительности является лучшим филологом-классиком на курсе, а кто – вторым или третьим.

Большинство наших молодых соотечественников с нетерпением ждут возможности окунуться в избранную ими профессию сразу же по окончании колледжа, лет в восемнадцать-девятнадцать. Несколько моих однокурсников даже не дождались дня присвоения степеней, чтобы начать, во всяком случае, формально, свою профессиональную подготовку. Но я ни в коем случае не торопился завершить образование, полагая, что тише едешь – дальше будешь, особенно потому что профессия, которой я намеревался себя посвятить, больше, чем какая-либо другая, требует, чтобы к ней приступали без спешки и по зрелом размышлении. Собираясь с Божьей помощью стать священником, я желал сначала стать филологом-классиком, и с этой целью решил поучиться некоторое время в каком-нибудь европейском университете. Но когда до этого дошло, мне изменило мужество. Я боялся обнаружить своё невежество за границей и решил остаться на родине ещё на год. Этот год мне хотелось провести в своём родном городе, где у меня были бы лучшие возможности для занятий, но те, кто тогда распоряжался моей судьбой, решили, что мне лучше остаться в Нью-Хейвене, где я, соответственно, и поселился в качестве выпускника-резидента (resident graduate) – очень редкая разновидность в тех краях. Бедняга Мэйсон, который должен был стать нашим великим американским астрономом, был единственным моим сотоварищем. Опыт, полученный в течение того года, даёт мне право утверждать, что, если бы я захотел испортить не вполне сформировавшегося филолога-классика и отбить у молодого человека, имеющего подобные наклонности, охоту к таким занятиям, то должен был бы послать его жить и учиться в новоанглийский университетский городок. Там не было никого, кто мог или хотел принимать во мне участие, за исключением двух-трёх джентльменов, чьи профессиональные обязанности в колледже не позволяли уделять мне внимание на регулярной основе. Зато кругом было полно дискуссионных клубов и огромное количество юных любителей дискуссий. Студентом я никогда не считался особенно хорошим оратором или сочинителем речей, зато играл определённую роль в «Йельском литературном журнале»* и как раз достиг того beau jour de la vie, когда молодому человеку удаётся опубликовать свой первый опус в городском журнале. Всё это способствовало развитию привычки к окололитературному ничегонеделанию, а так называемые «занятия» этого года, как нарочно, стимулировали её ещё больше. К тому же я довольно близко сошёлся с одним уроженцем штата Миссисипи (это было до дефолта)*, который всегда был рад поговорить о политике, и мы взяли за обыкновение прочитывать по дюжине газет в день, а потом вываливать друг на друга их содержание. А если ещё добавить, что я был ультралиберальным аболиционистом, а он – сторонником Демократической партии и сохранения рабства, легко вообразить себе количество воинственной чепухи, которым мы обменивались в ходе наших дискуссий, и ценные результаты, к которым они приводили. Единственным ощутимым последствием наших дебатов был очень немалый счёт за пирожные, мороженое и шерри-коблеры****. Я настолько остро ощущал необходимость в какой-то ежедневной работе, которая компенсировала бы это и вернула мне привычку к регулярным занятиям, что на последние три месяца этого года записался в Юридическую школу нашего колледжа, а потом, додумавшись до того, что должен был знать с самого начала, а именно, что не добьюсь никакого самостоятельного прогресса в занятиях в Нью-Хейвене, упаковал чемоданы и отправился в Англию.

* «Йельский литературный журнал» (The Yale Literary Magazine) – старейший литературный журнал в Соединённых Штатах, основанный в 1836 году. Выходит дважды за учебный год, публикует поэзию и художественную прозу студентов Йеля.

** beau jour de la vie (фр.) – прекрасный день жизни.

*** дефолт был объявлен штатом Миссисипи в 1840 г.

**** шерри-коблер – коктейль, в составе которого херес, сахар, много льда и апельсин. Сверху его украшают ягодами, пьют через соломинку.

И всё же было бы несправедливо по отношению к самому себе утверждать, что я потратил эти двенадцать месяцев совершенно впустую. Они пропали зря только относительно. За них я сделал столько, сколько мог бы сделать месяца за три-четыре. Я познакомился с Ювеналом, Фукидидом, Аристофаном и Пиндаром – авторами, которые тогда редко входили в круг чтения студента американского колледжа. В целом можно сказать, что я был удачным образцом выпускника новоанглийского колледжа и скорее выше, чем ниже среднего уровня. Из математики я знал только немного Евклида и алгебры, а курсы по механике, коническим сечениям и т.д., которые я прослушал в колледже, оставили у меня ровно столько воспоминаний, сколько остаётся у некоторых путешественников, проезжающих через разные страны.

Что же касается прочих моих достижений, они были вполне обычны для американского студента, то есть я немного говорил по-французски и по-испански и немного читал по-немецки, знал названия и основные понятия двух-трёх естественных наук на уровне девочки из женского пансиона, мог написать газетную статью прозой и стихами, обладал значительной склонностью разглагольствовать о политике и не мог спокойно смотреть на толпу людей без непроизвольного желания произнести перед ней речь о вещах как таковых. Я прочёл большое количество романов, стихов и журнальных статей, довольно много – по истории Англии, а также того, что школьные учебники и газетные репортёры называют «образцами красноречия». Я был очень высокого мнения о своей стране (во всём, кроме образования) и довольно хорошего – о себе самом. Чтобы закончить список, нужно добавить, что я мог сам начистить себе ботинки, а в случае крайней нужды и выстирать носовые платки. Короче говоря, за исключением непринуждённости манер и присутствия духа (этих двух качеств мне всегда недоставало), я был очень даже сносным представителем образованной части молодой Америки, которого не стыдно посылать в среду учёных англичан.

Писать такие вещи о себе самом очень неловко, но обойтись без этого кажется невозможным. На протяжении всей этой книги свободно обсуждаются разные стандарты образования, сравнивается учёность преподавателей, а также студентов разных учебных заведений, и читатель, столкнувшись с этими сравнениями, вправе спросить, какие у меня вообще имелись основания для того, чтобы составить собственное мнение по всем этим вопросам. И если я не объясню сам, узнать это будет для него довольно затруднительно. Хотя качество изложения в этой книге может само по себе свидетельствовать о том, гожусь я или нет для вынесения подобных суждений, всё же для оценки прогресса, которого мне удалось достичь в университете, читателю необходимо кое-что знать об основе, от которой мне пришлось отталкиваться, а это из таких косвенных источников, как качество изложения, узнать невозможно.